Анатолий Рыбаков «Дети Арбата»
- «Ли»… Оставля-ли! Больных, многодетных, очень ветхих… Вот идет, только не пяльте на него глаза, меньшевик, один из лидеров.
К ним приближался, опираясь на палку, старик в пальто и шляпе, длинные седые волосы спускались на воротник. Соловейчик поклонился. Старик в ответ тоже поклонился, неуверенно, как кланяются человеку, которого не узнают. Потом узнал, приподнял шляпу, приветливо улыбнулся.
- Идет на отметку, - сообщил Борис, гордясь уважением, оказанным ему стариком, - отметка пятого и двадцатого. Сколько, вы думаете, ему лет?
- Шестьдесят.
- А семьдесят два не хотите?! Тут вы увидите всяких: меньшевиков, эсеров, анархистов, троцкистов, национал-уклонистов. Есть люди, в прошлом знаменитости.
Саша никогда не думал, что в Советском Союзе есть еще меньшевики и эсеры. Троцкисты - это уже на его памяти. Но эти? Неужели не понимают?! На что-то еще надеются… Продолжают свое?… А может быть, ничего не продолжают?
Обедали в столовой «Заготпушнины», в низком полуподвале с квадратными столиками без скатертей. За широким прямоугольником раздаточного окна - кухня: три большие алюминиевые кастрюли на плите, над ними клубится пар, рядом краснолицая повариха с половником в руке.
- Это закрытая столовая, - объяснил Борис, - для сотрудников. Но на посторонних смотрят сквозь пальцы - нужна кассовая наличность. Есть свой откормочный пункт: свиньи, кролики, птица. Здесь пасется половина ссылки. Если кто-нибудь вам скажет, что именно я его сюда устроил, можете верить.
Увидев Бориса, повариха положила половник, вытерла руки о передник, вышла из кухни.
- Борщ сегодня, Борис Савельевич, бефстроганов с пюре, если подождете, картофель поджарю, - она наклонилась к нему, - есть бутылочка коровьего.
