Анатолий Рыбаков   «Дети Арбата»

- Поджарьте, - величественно разрешил Борис.

- Уезжаете, Борис Савельевич?

- Уезжаю, - нахмурился Борис. - Отруби привезли?

- Привезли, четыре мешка, обещали завтра еще привезти. А калькуляцию опять напутали: гуляш идет на восемь копеек дешевле. И с печником не договорились, дымит печь, глаза болят.

Она говорила с ним, как с человеком, при котором все шло хорошо, а вот уедет, начнутся всякие неполадки. И Борис всем своим видом показывал, что так это и должно случиться, но ему приятно сознавать, что, хотя он уже здесь никто, ему по-прежнему оказывают уважение.

- Заболталась, а вы есть хотите, - спохватилась повариха.

- До меня, - сказал Борис, - в столовой работали пятеро, теперь двое: кухонный рабочий и вот она. Повариха, она же кассир, официантка и директор. Впрочем, столовая - мелочь. Я мог бы вам рассказать о том, что я сделал здесь за два месяца. Но теперь это уже никому не интересно. Незаменимых у нас нет: сегодня я, завтра ты. Хотя если вдуматься, то эти слова бессмысленны. Если в библиотеке нет Пушкина, я могу заменить его Толстым, но это будет Толстой, а не Пушкин. На мою должность назначили другого, но это уже другой Пушкин.

В столовую робко вошел маленький человечек. Молодой, но сутулый, неряшливый, небритый, кепка со сломанным козырьком, длинная обтрепанная куртка надета на грязную рубашку, пуговиц не хватает, стоптаны туфли. Неуклюжие стеганые штаны мешком висят на коленях, штрипки болтаются.

- А, Игорь! - приветствовал его Борис. - Ну, подойди, подойди!

Игорь подошел, застенчиво улыбаясь. Саша увидел голубые глаза, белую тонкую шею.

- Кепочку сними - столовая, - сказал Борис.

Игорь смял в руках кепчонку, русые, давно не стриженные, немытые волосы торчали во все стороны.

- Как дела? - спросил Борис.

- Ничего, хорошо, - Игорь обнажил в улыбке редкие зубы.