Анатолий Рыбаков «Дети Арбата»
Утром к дому подъехал возчик в рваной лопотине, засаленном треухе и стоптанных ичигах. На сморщенном лице вместо бороды кустилась рыжеватая щетина, смотрел он тревожно и озабоченно: не продешевил ли?
Саша и Борис положили на телегу вещи, хозяйка - кулек со снедью. И долго стояла на крыльце, глядя им вслед.
Шагая за телегой, Борис с грустью сказал:
- Как там ни говори, а она много для меня сделала.
В комендатуре их ожидали товарищи по этапу: Володя Квачадзе - высокий красивый грузин в новой черной телогрейке, полученной за месяц до окончания лагерного срока, а срок был пять лет; Ивашкин, пожилой типографский рабочий из Минска; Карцев, бывший московский комсомольский работник, доставленный в Канск из Верхнеурального политизолятора после десятидневной голодовки.
Борис постучал в окошко и сообщил, что телега прибыла, он, Соловейчик, и Панкратов Александр Павлович тоже прибыли.
- Подождите!
Окошко захлопнулось.
Володя Квачадзе держался надменно, хмурился и молчал. Карцев тоже в разговор не вступал, сидел на скамейке, закрыв глаза, слабый, измученный, безучастный ко всему.
- Дороги еще нет, и возчик содрал сто рублей, - сказал Борис, - прогонных у нас пятьдесят. Остальные придется доплачивать.
- И не подумаю, - отрезал Володя, - пусть они доплачивают.
- Дают, сколько положено, - объяснил Борис, - летом, конечно, можно проехать.
- Могу поехать и летом, не тороплюсь, - ответил Володя, - и вообще пустой разговор: у меня нет денег.
- У меня тоже нет, - не поднимая век, тихо ответил Карцев.
- И у меня нет, - виноватым голосом добавил Ивашкин.
Окошко открылось.
- Ивашкин!… Распишитесь!
Ивашкин растерянно оглянулся.
