Анатолий Рыбаков «Дети Арбата»
Карцев подставил больное лицо солнцу, поворачивал голову туда, куда уползал его узкий туманный луч.
Ивашкин поддакивал и Володе, и Саше, любил умственные разговоры. Свою профессию считал интеллигентной, особенной. Поспешишь - вот и опечатка, вот и гонят в Сибирь, хотя и не ты даже набирал. В выступлении товарища Сталина вместо «вскрыть» ошибочно набрали «скрыть». Посадили шестерых. У Ивашкина дома остались жена и три девочки - дочки.
Паренек-конвоир тоже слушал их разговор, улыбался. Каши поел совсем немного, чтобы не обделять других.
Возчик держался угрюмо, от каши отказался и от чая отказался, пожевал чего-то в телеге и задремал, дожидаясь, когда отдохнет и нащиплется травки его лошадь. Потом запряг ее. Разомлевшие у костра ребята неохотно поднялись. Партия двинулась.
Они отошли километров пять, и вдруг засвистел ветер в верхушках деревьев, сразу потемнело, замела метель, повалил снег.
Заторопился возчик, заторопился парнишка-конвоир, спеша засветло выйти на Чуну. Снег кончился так же неожиданно, как начался, только покрыл кусты белыми шапками и вконец испортил и без того плохую дорогу. Ребята подталкивали телегу. Шли по-прежнему быстро.
Только Карцев не мог идти, задыхался, останавливался в кашлял, прислонясь к дереву.
- Садись, Карцев, на телегу, - сказал Саша.
Но возчик не позволил:
- Не наймовался я людей везти, лошадь не ташшит, дороги нет.
- Совести у тебя нет, - сказал Ивашкин.
Саша ухватил лошадь под уздцы.
- Стоп! Карцев, садись!
- Не тронь, паря! - закричал возчик. - Поверну назад, покажут вам бунтовать!
- Папаша, не будем ссориться, - по-начальнически произнес Борис, подсаживая Карцева на телегу.
