Фёдор
Достоевский
«Полное собрание сочинений и писем»
том 1
— Да, да, — отвечал президент.
Свет в зале был для них маяком, потому что Нанета была без свечки.
— А, да вы по-праздничному, — сказала Нанета, слыша запах цветов.
— Извините, господа, — кричал Гранде, услышав знакомые голоса друзей своих, — я сойду сейчас к вам. Я не гордец, господа, и вот сам вспоминаю старинку, как, бывало, возился с долотом и топором.
— Да что же вы это, господин Гранде! И трубочист в своем доме господин, — сказал президент, смеясь втихомолку.
Госпожа Гранде и Евгения встали, чтоб принять гостей. Президент воспользовался темнотою и, приблизившись к Евгении, сказал ей:
— Позволите ли, сударыня, пожелать вам, в торжественный день рождения вашего, счастия на всю жизнь вашу и доброго драгоценного здоровья.
И он подал ей огромный букет с редкими цветами в Сомюре; потом, взяв её за руки, поцеловал ее в плечо с таким торжественным и довольным видом, что Евгении стало стыдно. Президент был чрезвычайно похож на заржавевший гвоздь и чистосердечно думал, что и он иногда умеет быть и грациозным, и обворожительным.
Гранде вошел со свечой и осветил всё собрание.
— Не церемоньтесь, господин президент, — сказал он, — да вы сегодня совершенно по-праздничному.
— Но мой племянник всегда готов праздновать день, проводимый с m-lle Евгениею, — сказал аббат, подавая букет свой и целуя у Евгении руку.
— Ну, так вот мы как, — сказал старый нотариус, в свою очередь поздравляя Евгению и целуя ее по-стариковски, в обе щечки. — Растем помаленьку! Каждый год по двенадцати месяцев.
Гранде поставил свечу на стол. Потом, повторяя свою остроту, которая, по-видимому, очень ему понравилась, сказал:
— Ну, так как сегодня день рождения Евгении, так зажжем другую свечку.
Осторожно снял он оба рожка с своих канделябр; потом, взяв принесенную Нанетой новую свечку, воткнул ее, уставил перпендикулярно, зажег и, сев подле гостей своих, заботливо посматривал то на гостей, то на дочь свою, то на обе зажженные свечки.
Аббат Крюшо был маленький, кругленький, жирненький человек, в рыжем плоском парике. Протягивая свои ножки, хорошо обутые в башмаки с серебряными застежками, он сказал: