Фёдор
Достоевский
«Полное собрание сочинений и писем»
том 1
Шарль повернул голову и увидал свою кузину и тётку.
— Я потерял отца! я лишился его, моего бедного, несчастного отца. О, если бы он открылся мне, вверился сыну, своему сыну, то этого не было бы; мы бы вдвоем работали, мы бы исправили несчастие наше. О, Боже мой, Боже мой! Бедный батюшка! Я так был уверен, что расстаюсь с ним ненадолго, что, кажется… я простился с ним холодно!.. — И рыдания заглушили слова его.
— Мы будем молиться за него, — сказала госпожа Гранде, — покоритесь воле Всемогущего.
— Будьте мужественны, братец, — сказала Евгения. — Ваша потеря невозвратима; так подумайте о вас самих, о своей чести…
Ум, проницательность, такт женщины научили говорить Евгению. Она хотела обмануть горесть и отчаяние Шарля, дав им другую пищу.
Шарль привстал на своей кровати.
— Честь моя! — закричал несчастный. (Волосы его стали дыбом). — А! да, это правда, правда!., дядюшка говорил мне, что он обанкрутился.
Из груди Шарля вырвался пронзительный крик; он закрыл лицо руками.
— Оставьте меня, оставьте, оставьте меня, кузина! Боже, Боже! прости ему! прости самоубийце; он уже и так страдал довольно!..
Это чистое излияние сердца, эта неподдельная грусть, это страшное отчаяние не могли не найти себе отголоска в добрых и простых сердцах Евгении и ее матери; они поняли, что он желал быть один, что нужно оставить его.
Возвратясь в залу, они сели молча на места свои и работали с час, не прерывая молчания. Беглый взгляд Евгении успел заметить в комнате Шарля всё роскошное хозяйство бывшего денди, все мелочи его туалета, ноженки, бритвы, и всё, всё обделанное, оправленное в золото. Этот проблеск роскоши, эти следы недавнего, веселого времени делали Шарля еще интереснее в воображении ее; может быть, здесь действовало обыкновенное влияние противуположностей. Никогда еще для обеих обитательниц этого тихого, грустного жилища не было зрелища более ужасного, более драматического, более поразительного среди их безмятежного одиночества.
— Маменька! будем мы носить траур по дядюшке?
— Отец твой решит это, — отвечала госпожа Гранде.
И опять молчание. Евгения работала, не обращая внимания на работу, как-то машинально. Наблюдатель угадал бы глубокую