Фёдор
Достоевский
«Полное собрание сочинений и писем»
том 1
— Послушай, милушечка, малюточка моя, Евгения, отдай-ка мне мое золото, сейчас? ведь ты не откажешь своему папашке, моя дочечка.
Мать и дочь, обе были точно к смерти приговоренные.
— У меня нет больше золота; было, было, не спорю, но теперь нет, ничего нет. Я тебе отдам, дочка, отдам все шесть тысяч франков — ливрами, и сам постараюсь повыгоднее поместить их. О дюжинке и думать нечего; вот, когда мы замуж выйдем (а мы скоро выйдем замуж, дочечка), тогда женишок подарит тебе такую дюжинку, что вся провинция заболтает. Уж я найду такого женишка. Ну, так что же, душа моя? а? Как же мы решаемся? Видишь ли, ангел мой, есть прекрасный случай в виду; можно положить 6000 франков в государственный банк, и каждые шесть месяцев ты будешь получать 200 франков процентов, почти 200 франков, и без крючков, без бумаг, без обязательств; доход чистоганчиком. Может быть, ты не хочешь расстаться с своим золотом, душечка, ангел мой? Ну, да хоть принеси мне его сюда; видишь ли, я сам после подарю тебе точно такие же монеты. Достану тебе и голландских червонцев, и португальских червонцев, и рупий восточных. Вот увидишь, что в три года я соберу тебе, по крайней мере, половинку нашего крошечного, маленького, миленького золотого сокровища. А? что? что же, дочечка. Подыми же головку, поди, принеси его сюда, нашего малюточку! Да ты бы должна была все глазки выцеловать своему папаше за то, что он так хорошо знает, да и тебе открывает все штучки, проделки, секреты этих злодеев, червончиков. А ведь и вправду, денежки тоже живут, да еще не хуже нашего брата; тоже возятся, катаются, ходят, потеют, работают!
Евгения встала и пошла к дверям; но, вдруг обернувшись к своему отцу, смело сказала, прямо глядя ему в глаза:
— У меня нет более золота.
— Нет золота!!! — завопил старик, вскочив с кресел и вздрогнув, как боевой конь, оглушенный выстрелом из орудия, в десяти шагах, — нет золота?
— Да! У меня уже нет его более.
— Но ты… ты, верно, ошиблась, Евгения…
— Нет, не ошиблась, батюшка.
— Клянусь серпом моего отца!
Когда бочар клялся серпом своего отца, то даже стены дрожали в его доме.
— Господи, Боже мой! Создатель мой, барыня в обмороке, — закричала вбежавшая Нанета.
— Гранде, я умру, Гранде, — простонала бедная старушка.