Анатолий Рыбаков   «Страх»

- Вы похожи на Евгению Федоровну, я любила вашу маму. - И без всякого перехода добавила: - А вы знаете, это я придумала название «Оптимистическая трагедия». Однажды вечером зашла в кабинет к Александру Яковлевичу и застала там Вишневского. Он ходил по комнате и никак не соглашался с определением его пьесы как трагедии. Александр Яковлевич пытался объяснить ему, что все же он написал трагедию.

- Пусть так, - говорил Вишневский, - но моя пьеса оптимистическая!

- А почему бы так и не назвать, - сказала, - «Оптимистическая трагедия»?

Вадим записал конспективно, поднял глаза от блокнота, он все еще робел.

- Ну, что вам еще рассказать?

- Чувствуете ли вы свободу, когда беретесь за новую роль, или держите в уме амбиции драматурга?.

Она рассмеялась.

- Вот уж чего никогда не держу в уме. Свобода необходима. Иначе, как говорит Александр Яковлевич, театр превращается в граммофонную пластинку, передающую идеи автора.

С чуть заметной улыбкой она взглянула на Вадима.

- Как вы находите это сравнение? Мне, например, оно очень нравится. Вы нашего «Негра» видели?

- Конечно.

- Стефан Цвейг говорил: «Для того чтобы посмотреть «Негра», можно пройти пешком от Вены до Москвы». - Она замолчала; то ли задумалась, то ли давала Вадиму возможность оценить слова Цвейга. - А «Любовь под вязами» видели?

- Да, два раза даже.

Опять Коонен молча смотрела на него.

Он не совсем понимал ее взгляд.

- Мне очень понравилось.