Анатолий Рыбаков «Страх»
Подвинула ногой от двери половичок к рукомойнику, поставила на него таз, рядом на табуретку - тазик поменьше, положила мочалку мыло, принесла большой чайник с горячей водой, налила ее в рукомойник и тазик, поставила на пол ковш с холодной водой.
- В большой таз встанешь, из маленького ополоснешься. Не хватит - в чайнике еще вода есть. Вот полотенце, вот халат мой - натянешь, пока я тебе трусы и майку принесу. Я тебя закрою, тут уже ходят по коридору, - она торопливо одевалась, - все, я побежала.
Щелкнул замок, заперла его.
Саша поднялся с кровати, встал в большой таз, намылил под рукомойником мочалку, натерся.
Давно не мылся, черт возьми, месяц, наверное. Он тер руки, плечи, снова мылил мочалку, стараясь не расплескать воду, снял с табуретки маленький тазик, сел, так удобнее намыливать ноги, ступни.
Конечно, не баня, конечно, не ванна на Арбате, а все же хорошо, замечательно!
Он вытерся, натянул на себя Людин халат, халат был узок, но байка приятно согревала спину и грудь, уселся на кушетке, подобрав под себя ноги. Хорошо! Хоть какое-то подобие нормальной человеческой жизни, никуда не надо бежать, торопиться, пересаживаться с поезда на поезд, что-то затравленно придумывать, сочинять. Сидит в чистой уютной комнате, в городе, не в деревне, как не радоваться такой удаче? Люда не предложила ему привезти чемодан с вокзала, значит, не собирается задерживать у себя надолго. Ну что ж, правильно. И то спасибо: хоть передохнул немного, расслабился, отодвинул в памяти арест, тюрьму, ссылку, Ангару, Кежму, Тайшет. И о Варе не думал, не страдал больше, не ревновал, пришел в себя. Даже Москву вспоминал без особой печали, что делать, закрыта для него Москва, да и никого у него там не осталось, кроме мамы.
Иллюзии кончились, начинается борьба за выживание, зацепится ли он в Калинине, уедет ли в Рязань или еще куда-нибудь, легко нигде не будет. Как повезет! Повезло же в Калинине, попался добрый человек.
