Анатолий Рыбаков «Страх»
Помню я в Москве Бородинские торжества. Люди запрудили все улицы, пели, плясали, солнце сияло на крестах и куполах Златоглавой. А как грянул Великий Иван и как подхватили его все сорок сороков, земля задрожала и слезы брызнули из глаз у всех, кто был тогда в Москве. Разве возможен в Петербурге такой праздник? Там все аристократы, немцы да чухна, вот и затеяли революцию эту распроклятую. Шаляпин - вот был истинно русский человек, меня с ним Мамонтов познакомил. Сказал мне Федор Иванович: «Помогай тебе Бог, родная Надюша, пой свои песни, что от земли принесла, у меня таких нет, я - слобожанин, не деревенский». Да, много добрых и умных людей послал мне Бог на моем пути.
Под окном громко прокукарекал петух. Вика вздрогнула от неожиданности.
Плевицкая рассмеялась:
- У нас не только собаки и кошки, мы и кур держим. Коленька сам их кормит, - она встала, - устали, наверно, слушать меня, надоело небось.
- Что вы, - тоже поднимаясь, запротестовала Вика. - Вы так интересно рассказываете.
Она не лукавила. Ей действительно было интересно. Эта крестьянка с тремя классами приходской школы, здоровавшаяся за ручку с самим Государем-императором, низвергнутая затем революцией до положения беженки без угла и крова и снова вознесенная до мировой известности, - это ли не судьба?
- Спасибо, коли так… Пойдемте, я вам покажу наш дом, а потом посидим в саду.
Витая деревянная лестница вела из гостиной на второй этаж. На закруглении, над широкой ступенькой, - оконце в стене, Плевицкая взяла Вику за руку:
- Видите, прямо за нами лес, а тут, - она приблизила лицо к самому стеклу, - Коленькин гараж встроен, когда машина есть, обязательно гараж нужен. И еще удобно - отдельный вход в кухню. Мария утром приходит, мы и не слышим. Вообще-то я рано встаю, но иногда бессонница мучает, разные мысли одолевают, засыпаешь только около семи.
