Анатолий Рыбаков   «Страх»

Быть может, больше не увижу

Я, Златоглавая, тебя,

Быть может, больше не услышу

В Кремле твои колокола.

Не вечно все на белом свете,

Судьбина вдаль влечет меня,

Прощай, жена, прощайте, дети,

Бог знает, возвращусь ли я?

Вот тройка стала, пар клубится,

Ямщик утер платком глаза,

И вдруг ему на грудь скатилась

Из глаз жемчужная слеза.

И Государь сказал: «От этой песни у меня сдавило горло».

Вот как Государь чувствовал русскую песню. А когда Государь со мной прощался, он крепко пожал мне руку и сказал: «Спасибо вам, Надежда Васильевна. Я слушал вас с большим удовольствием. Мне говорили, что вы никогда не учились петь. И не учитесь. Оставайтесь такой, какая вы есть. Я много слышал ученых соловьев, но они пели для уха, а вы поете для сердца». Вот, дорогая Вика, какое счастье мне выпало в жизни - такие бесценные слова услышать от самого Государя-императора.

- Да, да, конечно, - согласилась Вика, отмечая про себя, что половина бутылки с вином уже опорожнена.

- Государю в Царском Селе я пела много раз, любила ему петь, и он любил меня слушать. И беседовать со мной любил, так что даже придворные обижались, осуждали меня за то, что я, разговаривая с Государем, размахивала руками. А Государь не осуждал, понимал, что великосветским манерам я не обучена. И вот такого царя убили! Никогда не прощу! - с ненавистью добавила она, лицо ее сделалось злым. - Никому не прощу! Живи Государь в Москве среди истинно русских людей - и никакой бы революции не было, не дали бы русские люди в обиду батюшку-царя…