Анатолий Рыбаков «Страх»
- Не знаю. Вроде никто…
- Вы это утверждаете?
Нина опять пожала плечами.
- Что же вы молчите?
- Я не знаю, о ком вы говорите?
- Я говорю о вашем товарище Александре Павловиче Панкратове.
- Панкратове? Мы с ним тоже учились в одном классе… С тех пор прошло уже десять лет.
- И с тех пор не встречались?
- Встречались. Мы жили в одном доме. Но он уже три года как арестован и выслан из Москвы.
- Как вы отнеслись к его аресту?
- Никак. Я ведь не знала тогда и не знаю сейчас, за что он арестован!
- Вы ходатайствовали о его освобождении?
Неожиданный вопрос. О каком письме он спрашивает? О том, под которым она хотела собрать подписи в школе? Алевтина Федоровна его порвала. Или о том письме, которое они обдумывали у Лены и Будягин велел его не посылать? О первом знает только Алевтина Федоровна, она никому не могла сказать. О втором знают Лена, Макс, Вадим и сам Иван Григорьевич, но они его не послали…
Неуверенным голосом она ответила:
- Никаких ходатайств я никуда не посылала.
Это было правдой. Она не обманывала партию. Никаких ходатайств она никуда не посылала.
И опять на лице у Алевтины Федоровны не дрогнул ни один мускул.
Каков будет следующий вопрос, Нина представляла. Органы про нее собирали сведения, значит, беседовали с соседями, и эта сволочь Вера Станиславовна наверняка донесла, что у Вари над кроватью висит Сашина фотография. Что она скажет насчет этой фотографии? Придется врать, мол, портрет отца в молодости. А вдруг в их отсутствие и Сашину фотографию пересняли? И сейчас ее коммунистку, уличат во лжи, такой позор!
- У меня больше вопросов нет, - объявил смазливый.
